Алессандро Барикко
May. 21st, 2009 10:59 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
milarkaЯ сижу за столиком в торговом центре, читаю Барикко и ем твистер.
Как, как он так пишет, каким невероятным образом, что я, держа над подносом капающий сквозь упаковочную бумагу твистер, вдруг начинаю находить в этом нелепом действии смысл? И не просто смысл, а часть большого смысла, начинающегося здесь, в торговом центре, от правой ножки моего стула и распространяясь за пределы здания, через Профсоюзную и Обручева, к центру города и одновременно вне его и дальше, дальше, куда уже не может протянуться мой взгляд, занятый влажностью оберточной бумаги вокруг твистера. Как он делает эту магию букв, благодаря которой я начинаю выхватывать из массы сидящих людей лица и, цепляясь за незначительные детали, строить предположения, и двигаться за призрачными вариантами развития судеб от парвой ножки моего стула дальше, по эскалатору, вниз и на выход. И там внезапно обнаруживаю человека, которого видела мельком при входе полчаса назад, он все еще курит и все еще поглядывает на экран своего телефона, каждый раз поворачивая голову на открывающиеся двери.
Как пишет этот Алессандро, что я оказываюсь вне мира, как его создатель и наблюдатель, и в то же время внутри, как всего лишь еще один маленький персонаж с твистером во влажной оберточной бумаге и раскрытой книгой на шатком столике торгового центра. Я не понимаю, как он это делает, но ощущаю глубокую нежность к сидящим сейчас за соседними столиками, к мальчику-кассиру, не умеющему пробить правильно ни один чек, к малышу, случайно задевшему мой стул сзади и к его маме, берущей его руки сверху в свои.
И даже закрыв книгу на сотой странице и выйдя из торгового центра я по-прежнему остаюсь внутри повествования, встречая снова тот же Кавасаки, что стоял рядом с заправкой пять часов назад, когда я направлялась в сторону метро. Или, следуя вдоль огромной пробки, вдруг неожиданно ощущаю тишину и обнаруживаю слева вместо пробки абсолютно пустую дорогу.
Странным образом в повествование вплетаются герои прочитанной накануне книги, совсем не Алессандро, но они тоже живут здесь, внутри этой огромной реальности с массой деталей и малыми и большими смыслами, и кусочки выходных вкладываются в эту же мозаику, и люди: живые и мертвые, настоящие и придуманные.
Огромный мир, наполненный добром и злом, вертится в голове, разбуженный его простыми словами.
"City". "1900". "Море-океан".
Как, как он так пишет, каким невероятным образом, что я, держа над подносом капающий сквозь упаковочную бумагу твистер, вдруг начинаю находить в этом нелепом действии смысл? И не просто смысл, а часть большого смысла, начинающегося здесь, в торговом центре, от правой ножки моего стула и распространяясь за пределы здания, через Профсоюзную и Обручева, к центру города и одновременно вне его и дальше, дальше, куда уже не может протянуться мой взгляд, занятый влажностью оберточной бумаги вокруг твистера. Как он делает эту магию букв, благодаря которой я начинаю выхватывать из массы сидящих людей лица и, цепляясь за незначительные детали, строить предположения, и двигаться за призрачными вариантами развития судеб от парвой ножки моего стула дальше, по эскалатору, вниз и на выход. И там внезапно обнаруживаю человека, которого видела мельком при входе полчаса назад, он все еще курит и все еще поглядывает на экран своего телефона, каждый раз поворачивая голову на открывающиеся двери.
Как пишет этот Алессандро, что я оказываюсь вне мира, как его создатель и наблюдатель, и в то же время внутри, как всего лишь еще один маленький персонаж с твистером во влажной оберточной бумаге и раскрытой книгой на шатком столике торгового центра. Я не понимаю, как он это делает, но ощущаю глубокую нежность к сидящим сейчас за соседними столиками, к мальчику-кассиру, не умеющему пробить правильно ни один чек, к малышу, случайно задевшему мой стул сзади и к его маме, берущей его руки сверху в свои.
И даже закрыв книгу на сотой странице и выйдя из торгового центра я по-прежнему остаюсь внутри повествования, встречая снова тот же Кавасаки, что стоял рядом с заправкой пять часов назад, когда я направлялась в сторону метро. Или, следуя вдоль огромной пробки, вдруг неожиданно ощущаю тишину и обнаруживаю слева вместо пробки абсолютно пустую дорогу.
Странным образом в повествование вплетаются герои прочитанной накануне книги, совсем не Алессандро, но они тоже живут здесь, внутри этой огромной реальности с массой деталей и малыми и большими смыслами, и кусочки выходных вкладываются в эту же мозаику, и люди: живые и мертвые, настоящие и придуманные.
Огромный мир, наполненный добром и злом, вертится в голове, разбуженный его простыми словами.
"City". "1900". "Море-океан".
